Той ночью Джил вернулась с нами домой и помогла все
убрать. Мы с Серой Метелкой выскользнули из дому, пока они пили еще по
бокалу шерри, и подались к дому викария. В кабинете горел свет, а Текела
сидела на крыше, возле дымовой трубы, спрятав голову под крыло.
— Нюх, я достану эту проклятую птицу, — сказала Серая Метелка.
— Не знаю, хорошо ли это, Серая, предпринимать нечто подобное в данный момент.
— Мне наплевать, — ответила она и исчезла.
Я ждал и наблюдал, довольно долго. Неожиданно на
крыше поднялась возня. Раздался стук когтей, полетели перья, и Текела
взлетела и исчезла в темноте, прокаркав непристойные ругательства.
Серая Метелка спустилась с угла и вернулась ко мне.
— Прекрасная попытка, — сказал я.
— Нет. Я действовала неуклюже. Она оказалось проворней. Проклятье.
Мы отправились назад.
— Возможно, это приключение все же вызовет у нее пару кошмарных сновидений.
— Неплохо бы, — ответила она.
Растущая луна. Рассерженная кошка. Перо на ветру. Наступает осень. Умирает трава.
Утро неожиданно пришло нам на помощь, и наша
маленькая вчерашняя шутка обнаружилась и приобрела еще более ироничный
оттенок. Серая Метелка пришла, поскреблась в дверь и, когда я вышел,
сказала:
— Тебе лучше пойти со мной.
Так я и сделал.
— Что происходит? — спросил я.
— Констебль и его помощники в доме Оуэна, осматривают то, что сгорело вчера ночью.
— Спасибо, что позвала меня, — сказал я. — Давай пойдем и понаблюдаем. Должно быть весело.
— Может быть, — сказала она.
Когда мы добрались туда, я понял скрытый смысл ее
слов. Констебль и его люди ходили взад и вперед, меряли, шарили. Остатки
корзин и остатки их содержимого теперь лежали на земле. Только там были
остатки четырех корзин и их содержимое, а не тех трех, которые я так
хорошо помнил.
— Ого! — произнес я.
— Действительно, — ответила она.
Я оглядел нечеловеческие останки трех корзин и явно человеческие — четвертой.
— Кто? — спросил я.
— Сам Оуэн. Кто-то затолкал его в одну из собственных корзин и поджег ее.
— Блестящая идея, — сказал я, — хоть и плагиат.
— Давай, насмехайся, произнес голос над головой. — Он не был твоим хозяином.
— Прости, Плут, — сказал я. — Но я не могу проявить большую симпатию к человеку, который пытался меня отравить.
— У него были свои заскоки, — призналась белка, — но у
него еще был самый лучший дуб в окрестностях. Огромное количество
желудей погубили прошлой ночью.
— Ты видел, кто его прикончил?
— Нет. Я был на другом конце города, навещал Ночного Ветра.
— Что ты собираешься теперь делать?
— Закопаю еще орехов. Зима обещает быть долгой, и провести ее придется под открытым небом.
— Ты мог бы присоединиться к Маккабу и Моррису, — заметила Серая Метелка.
— Нет. Я думаю последовать примеру Шипучки и выйти из дела. Игра становится очень опасной.
— Ты не знаешь, тот, кто это сделал, взял золотой серп Оуэна? — спросил я.
— На виду его нет, — сказал он. — Но он, возможно, еще в доме.
— Ты можешь входить и выходить, да?
— Да.
— Пойди, пожалуйста в дом, проверь и скажи нам, там он или нет.
— Почему я должен это делать?
— Когда-нибудь тебе может что-нибудь понадобиться — немного еды, отогнать хищника…
— Я бы предпочел получить кое-что прямо сейчас, — сказал он.
— Что именно? — спросил я.
Он прыгнул, но не упал, а спланировал на землю возле нас.
— Я не знала, что ты — белка-летяга, — сказала Серая Метелка.
— Я не летяга, — ответил он. — Но это часть сделки.
— Не понимаю, — сказала она.
— Я был довольно глупым охотником за орехами, пока
Оуэн меня не нашел, — ответил он. — Как все белки. Мы знаем, что надо
делать, чтобы оставаться в живых, и ничего больше. Не то что вы, ребята.
Он сделал меня умнее. Он научил меня особым вещам, таким, например, как
этот полет. Но я кое-чего лишился. Я хочу отдать все это обратно и
опять стать тем, чем я был, — счастливым охотником за орехами, которого
не волнует Открывание и Закрывание.
— О чем ты толкуешь? — спросил я.
— Я отдал кое-что в обмен на все это и хочу получить обратно.
— Что?
— Посмотри на землю вокруг меня. Что ты видишь?
— Ничего особенного, — сказала Серая Метелка.
— Моя тень исчезла. Он взял ее. И теперь не сможет отдать, потому что умер.
— День довольно облачный, — сказала Серая Метелка. — Трудно сказать…
— Поверь мне. Я-то знаю.
— Верю, — сказал я. — Иначе было бы глупо так
волноваться. Но что такого важного в этой тени? Кому она нужна? Какой
тебе от нее прок там, наверху, когда ты прыгаешь по деревьям, где ее
почти никогда и не видно?
— С ней связано гораздо больше, — объяснил он. —
Вместе с ней ушли многие другие вещи. Я уже не чувствую все так, как
раньше. Раньше я знал — где растут лучшие орехи, какая будет погода, где
находятся леди, когда время приходит, как сменяются времена года.
Теперь я обо всем этом думаю и могу вычислить все это, могу составить
план, как их выгодно использовать, — я бы никогда раньше так не сумел.
Но я потерял все те маленькие ощущения, сопровождающие такое знание,
которое приходит без раздумий. И я много раз… думал об этом. Мне их
недостает. Я бы лучше вернулся к ним, вместо того, чтобы думать и
летать, как сейчас. Вы разбираетесь в колдовстве. Не многие люди в нем
разбираются. Я проверю насчет серпа, если вы разрушите заклятие, которое
Оуэн наложил на тень.
Я взглянул на Серую Метелку, она покачала головой.
— Никогда не слышала о таком заклятье, — сказала она.
— Плут, существует множество колдовских систем, —
объяснил я ему. — Но это только формы, в которые переливается сила. Мы
не можем все их знать. Я не имею ни малейшего представления, что сделал
Оуэн с твоей тенью или с твоей… интуицией, — наверное, речь о ней, — и с
теми ощущениями, которые с ней связаны. Если мы не будем знать, где она
и как взяться за дело, чтобы вернуть ее и отдать тебе, то боюсь, мы не
сможем помочь.
— Если вы проникнете в дом, я вам ее покажу, — сказал он.
— О, — сказал я. — Что ты об этом думаешь, Серая?
— Мне любопытно, — ответила она.
— Как ты это делаешь? — спросил я. — Какие-нибудь окна открыты? Или двери не заперты?
— Вам не пролезть через мое отверстие. Это просто
маленькая дырочка на чердаке. Задняя дверь обычно не заперта, но нужен
человек, чтобы открыть ее.
— А может, и нет, — заметила Серая Метелка.
— Нам придется подождать, пока уйдут констебль и его люди, — сказал я.
— Конечно.
Мы ждали и слушали, как снова и снова выражали
недоумение по поводу неестественных останков в трех корзинах. Приехал
доктор, поглядел, покачал головой, сделал какие-то заметки и отбыл,
придя к выводу, что имеется только одно человеческое тело — Оуэна, и
пообещав представить письменный отчет утром. Миссис Эндерби и ее спутник
заехали по дороге и некоторое время болтали с констеблем, поглядывая на
нас с Серой Метелкой почти так же часто, как и на останки. Вскоре она
уехала, а останки сложили в мешки, снабженные ярлычками, и увезли на
повозке вместе с тем, что осталось от корзин, к которым тоже прицепили
ярлычки.
Когда повозка со скрипом отъехала, Серая Метелка,
Плут и я переглянулись. Затем Плут взлетел по стволу дерева, перелетел с
его верхушки на соседнюю, а оттуда на крышу дома.
— Вот было бы здорово так уметь, — заметила Серая Метелка.
— Да, здорово, — согласился я, и мы направились к двери черного хода.
Как и раньше, я поднялся на задние лапы, крепко зажал
ручку и повернул. Почти. Попытался снова, немного сильнее, и дверь
поддалась. Мы вошли. Я прикрыл дверь, но не до конца, чтобы замок не
защелкнулся.
Мы оказались на кухне, и над головой я услышал быстрые мелкие шаги и цоканье коготков.
Плут не замедлил появиться, бросил взгляд на дверь.
— Его мастерская внизу, — сказал он. — Я покажу вам дорогу.
Мы последовали за ним в другую дверь и вниз по
скрипучей лестнице. Внизу мы сразу же попали в большую комнату, в
которой пахло, как на воле. Срезанные ветки, корзины с листьями и
корешками, коробки с омелой в беспорядке стояли вдоль стен, на полках и
на лавках. Несколько столов были завалены шкурами животных, шкуры
свешивались со спинок трех стульев. И на потолке, и на полу были
нарисованы синим и зеленым мелом диаграммы, а одна, ярко-красная,
закрывала почти всю заднюю стену. Коллекция поденок и книг на гэльском и
латыни занимала небольшой книжный шкаф у двери.
— Серп, — напомнил я.
Плут взлетел на маленький столик, приземлился среди
трав. Там он повернулся, наклонился вперед и поддел когтями передний
край выдвижного ящичка. Он раскачивал и тянул его, и ящичек начал
выдвигаться, уступая его усилиям.
— Не заперт, — заметил он. — Теперь давайте посмотрим.
Он выдвинул его побольше, и я, встав на задние лапы,
смог заглянуть в него. Ящик был выстлан голубым бархатом, в центре
которого виднелся вдавленный отпечаток в форме серпа.
— Как видите, — констатировал он, — его здесь нет.
— А где-нибудь еще он не может лежать? — спросил я.
— Нет, — ответил он. — Если его нет здесь, значит он был у Оуэна. Только два варианта.
— Я нигде его не видела там, на улице, — сказала Серая Метелка, — ни на земле, ни в этом… месиве.
— Тогда, я бы сказал, что его кто-то взял, — произнес Плут.
— Странно, — заметил я. — Этот предмет обладал
властью, но не был одним из орудий Игры, как, например, волшебные
палочки, икона, магическая фигура и, обычно, кольцо.
— Тогда кому-нибудь он понадобился ради его власти,
наверное, — сказал Плут. — Прежде всего, мне кажется, они хотели вывести
Оуэна из Игры.
— Вероятно. Я сейчас пытаюсь связать его смерть со
смертью Растова. Хотя странно было бы считать, что убийца — один и тот
же игрок, раз Оуэн был Открывающим, а Растов — Закрывающим.
— Гм, — произнес Плут, соскакивая вниз. — Не знаю.
Может, так. А может, и нет. В последнее время Растов и Оуэн несколько
раз подолгу беседовали. У меня возникло впечатление, что Оуэн пытался
уговорить Растова перейти на другую сторону — все его либеральные
симпатии и русские настроения, возможно, могли бы подтолкнуть его в
сторону революционных действий.
— В самом деле? — сказала Серая Метелка. — Тогда,
если кто-то убивает Открывающих, Джил, возможно, угрожает опасность. Кто
еще мог знать об их беседах?
— Никто, насколько я знаю. Не думаю, чтобы Растов рассказал даже Шипучке — и я тоже никому не говорил до сих пор.
— Где они беседовали? — спросила она.
— Наверху. На кухне или в гостиной.
— Их могли подслушать?
— Только кто-нибудь достаточно маленький и подвижный, чтобы пролезть в дырку для белки наверху.
Я медленно прошелся по комнате.
— Моррис и Маккаб — Открывающие или Закрывающие? — спросил я.
— Я совершенно уверена, что Открывающие, — сказала Серая Метелка.
— Да, — согласился Плут. — Они — Открывающие.
— А как насчет Доброго Доктора?
— Никто не знает. Ворожба не срабатывает в его сторону.
— Тайный игрок, — сказал я, — кем бы он ни был.
— Ты и в самом деле считаешь, что таковой существует? — спросила Серая Метелка.
— Это единственное, чем я могу объяснить то, что мои расчеты все время приводят не туда.
— Как мы определим, кто это? — спросила она.
— Не знаю.
— А мне все равно — уже все равно, — сказал Плут. — Я
просто хочу снова вести простую жизнь. К черту все эти заговоры и
расчеты. Я не доброволец. Меня призвали насильно. Верните мою тень.
— Где она?
— Вон там.
Он повернулся к большому красному чертежу на дальней стене.
Я взглянул в том направлении, но не мог разобрать, на что он пытается указать.
— Извини, — сказал я, — я не вижу…
— Там, — сказал он, — в чертеже, внизу справа.
Тогда я увидел, я сначала принял ее за игру света.
Тень в форме белки закрывала часть чертежа. Несколько прямых, блестящих
кусков металла торчали по периметру тени.
— Это она? — спросил я.
— Да, — ответил он. — Ее удерживают на стене семь серебряных гвоздей.
— Что же нужно делать, чтобы освободить ее?
— Нужно вытащить гвозди.
— А это опасно для того, кто будет их вытаскивать?
— Не знаю. Он ничего об этом не говорил.
Я поднялся на задние лапы и передней дотронулся до
верхнего гвоздя. Он не очень крепко сидел, и со мной не произошло ничего
необычного. Поэтому я наклонился вперед, схватил его зубами, вытащил и
бросил на пол.
Лапой попробовал остальные шесть. Два из них явно
слабо сидели. Я хватал их зубами, один за другим, и вытаскивал. Они
блестели на полу, настоящее серебро, и Серая Метелка стала их
рассматривать.
— Что ты чувствовал, когда вытаскивал гвозди? — спросила она.
— Ничего особенного, — ответил я. — Ты замечаешь в них что-то такое, что я пропустил?
— Нет. Я думаю, сила заключена, главным образом, в
этом чертеже. Если должна быть какая-то реакция, причину ее надо искать
на стене.
Я попробовал оставшиеся четыре гвоздя. Они сидели
крепче, чем те, которые я уже вытащил. Очертания тени колебалось теперь
между ними.
— А ты чувствовал что-нибудь необычное, когда я проделывал это, Плут? — спросил я.
— Да, — ответил он. — Я чувствовал легкий зуд в
каждом из тех мест на теле, которое, по-видимому, соответствует тому
месту на тени, из которого вытаскивали гвоздь.
— Предупреди меня, если что-то изменится, — сказал я,
наклонился вперед, ухватился за следующий гвоздь и стал расшатывать его
зубами.
Потребовалось примерно полминуты, чтобы вытащить его,
потом по очереди я попробовал три остальных. Два гвоздя сидели довольно
крепко, а один примерно так же, как тот, который я только что вытянул. Я
взялся за тот, что послабее, и дергал его, пока и он тоже не вышел из
стены. К этому моменту тень равномерно сжималась и расширялась, как
будто развевалась в третьем измерении по толщине, и частично становилась
невидимой для меня каждый раз, как это происходило.
— Зуд не пропал, — заметил Плут. — Я начинаю теперь чувствовать его повсюду.
— А боли нет?
— Нет.
Я потыкал лапой в два оставшихся гвоздя. Крепкие.
Возможно, лучше было бы привести Ларри с клещами, чем рисковать сломать
себе об них зубы. Все же не помешает сначала попробовать. Я расшатывал
один из гвоздей почти минуту, но он, казалось, нисколько не поддался.
Тогда я остановился, чтобы дать отдых челюстям и пообещал себе, что
попробую оба гвоздя, прежде чем решу сдаться.
Я проделал то же самое со вторым гвоздем,
расположенным примерно в десяти дюймах слева от первого, но не мог
определить, когда закончил, добился ли каких-либо сдвигов.
Мне не нравился вкус штукатурки и краски, которой был
нарисован чертеж. Я не мог с уверенностью сказать, что находится под
штукатуркой, на чем держатся гвозди. Слишком мало верхнего слоя
откололось от стены, чтобы я мог различить поверхность, которую он
покрывает, — только набрал в рот песка с сырым привкусом подвала.
Я отступил назад. Чертеж выглядел размазанным и
мокрым, интересно, как собачьи слюни могут повлиять на его таинственные
свойства.
— Пожалуйста, попробуй еще, — попросил Плут.
— Я просто перевожу дыхание, — сказал я. — До сих пор
я пользовался передними зубами, потому что так было легче. Теперь
перейду на боковые.
Итак, я снова приник к стене и ухватился за гвоздь
правыми коренными зубами, и он, казалось, слегка зашатался под моим
напором. Очень скоро он зашевелился, потом пошел.
В конце концов, я бросил его на пол и прислушался. Серебро издает приятный звук при ударе.
— Шесть, — объявил я. — Как теперь ощущения?
— Зуд усилился, — сказал Плут. — Возможно, это что-то вроде предвкушения.
— Последний шанс отказаться от этой затеи, пока у
тебя есть преимущество, — сказал я, поворачиваясь, чтобы использовать
левую сторону челюстей для последнего гвоздя.
— Продолжай, — сказал он мне.
Я ухватил гвоздь и начал расшатывать его, медленно,
прикладывая равномерное давление, а не дергая резко, что, как показал
опыт с предыдущим гвоздем, было более эффективным. Я боялся за зубы, но
ничего не треснуло и не откололось. Звук серебра, однако, куда приятнее,
чем его холодный металлический привкус.
И все это время сама тень периодически набегала на
мою морду, мелькая перед глазами, как быстрое облако перед солнцем, на
мгновение окутывая меня и снова убегая прочь.
Я почувствовал, что гвоздь движется. К этому моменту
челюсти мои начали болеть, и я поменял сторону. Мне случалось разгрызать
крупные кости, и я знаю силу своих зубов. Но эта задача требовала
большего, чем просто кусательные способности. Важнее было движение, в
котором участвовали шейные мышцы и челюсти. Вперед, назад…
А потом гвоздь начал ослабевать. Я остановился, чтобы передохнуть.
— Что мы будем делать, когда она освободится? —
спросил я у них. — Что помешает ей просто ускользнуть? Есть ли какое-то
средство прикрепить ее обратно?
— Я не знаю, — сказал Плут. — Я об этом не подумал.
— Прежде всего, как ее от тебя отделили? — спросила Серая Метелка.
— Он зажег свет и отбросил тень на стену, — сообщил
Плут. — Забил гвозди, потом провел серпом возле моего тела и как-то
отсек ее. Когда я отошел, она осталась. Я сразу же почувствовал себя
иначе.
— Тень отзовется на твою жизнь, — сказала Серая
Метелка, — если ты примешь правильную позу и она упадет на тебя. Но твоя
жизнь должна обнажиться в тех семи точках, которые держали тень — и она
будет соответствовать гвоздям, которые удерживали ее.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Плут.
— Кровь, — ответила она. — Ты должен сделать царапины
на каждой из лап, одну на макушке, одну посредине хвоста, одну
посредине спины — в тех семи местах, где была пробита тень. Когда Нюх
вытащит последний гвоздь, он должен не просто выдернуть его из стены, а
осторожно потащить вниз, волоча за ним тень, и тащить ее так, чтобы она
накрыла тебя. Ты в это время будешь стоять лапами на тех четырех
гвоздях, которые держали тень лап, хвост будет лежать на гвозде из
хвоста, голову надо вытянуть и положить, чтобы она касалась шестого…
— Я уже не знаю, где какой гвоздь, — сказал он.
— Я знаю, — ответила она. — Я наблюдала. Потом Нюх
стянет на тебя тень и уронит последний гвоздь тебе на спину в том месте,
где будет седьмая царапина. Это снова прикрепит ее к тебе.
— Серая, — спросил я, — откуда ты все это знаешь?
— Мне недавно подарили немного мудрости, — ответила она.
— Верховный кот…
— Тихо! — сказала она. — Это место — не то. Оставь его там.
— Прости.
Она пошла размещать гвозди, а Плут оцарапал себя — лапы, голову и хвост. Я чувствовал запах его крови.
— Не могу достать до спины, чтобы сделать седьмую, — сказал он.
Ее правая лапа метнулась вперед, и на его спине
появилась яркая полоска с дюйм длиной. Все произошло настолько быстро,
что он даже не вздрогнул.
— Вот, — сказала она. — Теперь ложись на гвозди, как я тебе говорила.
Он так и сделал, растянулся и лежал неподвижно. Я
вернулся к последнему гвоздю, взялся за него и медленно потянул. Как
только почувствовал, что он выходит, я потянул его вниз по стене и затем
по полу к Плуту, ни на секунду не отрывая от поверхности. Однако я не
имел ни малейшего представления, движется ли тень за гвоздем, и в моем
положении не мог спросить. Но все же, если бы что-то было не так,
подумал я, Серая Метелка сказала бы.
— Проведи гвоздь по нему и брось ему на спину, — сказала она, — в том месте, где моя отметка.
Я сделал это, и сейчас же отступил назад.
— Как ты думаешь, прикрепилась она или нет? — спросил я у Плута.
— Не могу понять, — ответил он.
— Ну чувствуешь хоть какую-нибудь разницу?
— Не знаю.
— Что теперь, Серая? — спросил я. — Сколько нам ждать, чтобы увидеть, прикрепилась ли тень?
— Давай подождем минуту-другую, — ответила она.
— Чертеж, — произнес Плут в этот момент. — Он меняется.
Я обернулся и посмотрел. Возможно, там и мелькнул
какой-то след движения, но, когда я повернулся к стене лицом, он уже
исчез. Но, все же, чертеж выглядел теперь более маленьким, немного
меньше простирался влево и иначе располагался справа. И его цвета стали
ярче.
— Думаю, это значит, что она теперь на месте, — сказал Плут. — Я хочу двигаться.
Он подпрыгнул и побежал по полу, рассыпав гвозди.
Прыгнул вверх до половины лестницы, обернулся и посмотрел назад, на нас.
Было слишком темно, чтобы увидеть, добился ли он своего.
— Пошли! — позвал он. — Давайте выйдем на улицу!
Я без затруднений открыл дверь кухни. Он тут же
проскочил мимо нас. Солнце уже светило, и, когда он стремительно
пронесся через двор, мы увидели сопровождавшую его тень. Он вспрыгнул на
стену, заколебался, оглянулся назад.
— Спасибо! — крикнул он.
— Куда ты направляешься? — спросил я.
— В лес, — ответил он. — Прощайте.
Затем он соскочил со стены и исчез.
Комментариев нет:
Отправить комментарий